Ухта
...И ближайшие города. На сей раз местечке возле был в местечке возле Ухты. То была шахта, до которой мы добирались около часа, потому
как дороги были ухабистыми и обледеневшими местами, и пробирались мы микроавтобусом с трудом и с кряхтением двигателя. К Ухте было трудно пробраться даже с воздуха - она спряталась в толще зимних тяжелых облаков, и самолет долго, с трясками прорывался сквозь эту воздушную стену. Потом показалась Ухта. Город серо-коричневых коробок советских времен. Затерянный в многолетних лесах. Взлетная полоса была заснеженной, что после Москвы выглядело диковато. Аэропорт был и того страшнее, и тоже советских времен. Сероватая коробка с ее высокой стеклянной башней КДП в центре. "Ухта" Газпром. Снежно-ледяную корку при входе не посыпали ни песком, ни солью, ни песко-соляной смесью, ни реагентами (к счастью). И вот мы вывалились из самолетной задницы по крутой траповой лестнице, вошли в здание аэропорта - тоже совок. И пол этот "мелкий камень в бетоне", и запахи, и смутное чувство чего-то очень нашего, родного, и грустного. Из современного - пара-тройка автоматов с кофе и снэками, электронное табло на два рейса. Возле аэропорта стояли встречающие - радостные, с предвкушением в лицах люди, в глазах блеск. Потом обнимали приезжих, целовали губы и щеки и радостно тарахтели. Робкая женщина с худой рыжеволосой девушкой по правую пуку обратилась к нам: - Здравствуй, песня? Нас трудно было не узнать: среди прилетевших только у нас были инструменты и кофры. Женщина с печальными и робкими глазами продолжала: - автобус вон за тем красным - наш. И она была очень напугана и осторожна, как олень, едва привыкший к руке человека. Мы прошли к автобусу и забрались внутрь. Водитель простецки нас поприветствовал и вернулся к живой и громкой беседе с другом, с матом через слово. Живая такая речь. Кто умер, а кто как поживает. И вроде бы все как обычно, но беседа была как-то проще и искренней. Это в глаза бросилось сразу, и такое не в первый раз. Подобную искренность и житейскую крепкую простоту я уже в северных краях встречала, и она очаровательна. Люди тех краев нашей страны даже смотрят по-другому. Мы ехали по улицам Ухты, и смотреть было не на что. Серо-бурые коробки то из бетонных плит, то из кирпича выглядят просто чудовищно, но все мы к ним в своих городах уже привыкли. А вот люди даже мельком иные. Они смотрят по-другому. Взгляд иной. Потому что, наверное, глаза их привыкли смотреть. В серости надо как-то оживлять картину, и остается только внимательно смотреть и искать что-то. Они смотрят. А в Москве люди не видят глазами, просто улавливают. Потому что в Москве слишком много информации для глаз...и люди в ней в своих капсульных мирах, никого не видят больше. Вот и разница. Сеаер душевный. Не прошло и пяти минут, как ловкий мужичок-техник уже называл нашего басиста Санькой и травил байки, и так ему было интересно! И все по-свойски. И проводили нас, и поболтали, и так это искренне и по-русски, безо всяких замашек на запады и европы... Я прошлась еще по коридору дворца культуры, посмотрела портреты видных работников - это совсем другие люди на снимках! Целеусрремленный, горящий взгляд, сильный и открытый. Это очень удивляет после притворства и вранья, скрытности и чванливости наших краев. И не то, что у северян этого нет, но как-то иначе выражается, видимо. А простая открытость, прямота - это очень что-то человечное...